В 2020 году многие стали онлайн-активистами. При этом в среде активизма его цифровой вариант продолжительное время воспринимался со скепсисом. Ярким выражением такого скептического отношения служит термин «слактивизм» (slacktivism) – это пассивный, ленивый или же «диванный» активизм. Через обращение к такому понятию обычно хотят подчеркнуть второстепенный характер интернет-активизма по отношению к его офлайн аналогам.
Так, известный критик технооптимизма Евгений Морозов в своей книге «Net Delusion: The Dark Side of the Internet» (2011) подверг критике слактивизм как форму пассивного, диванного интернет-активизма, в котором люди не всегда даже хотят узнать, какого рода проблема стоит на повестке в той или иной петиции. Про слактивизм мы в Теплице писали еще в 2015 году.
С появления термина «слактивизм» и выхода книги Морозова многое изменилось, и особенно явно это можно наблюдать в 2020 году. Сейчас граница между офлайн- и онлайн-активизмом стала более зыбкой. То, что раньше существовало как социально-политическое действие в офлайне, стало существовать – пусть и не без трудностей – в онлайне, опосредованное множеством платформ. Однако это не значит, что офлайновое действие совсем исчезло, – скорее можно наблюдать изменения отношений самих людей к выбору между активизмом онлайн и офлайн.
О природе таких изменений хочется высказать три тезиса.
Солидарность в онлайне (и за его пределами)
Из-за пандемии люди не могли физически присутствовать на событиях, поэтому появились новые способов проявления солидарности онлайн. Люди, зачастую лишенные офлайн-пространств, где они встречались прежде, находили новые способы взаимоподдержки и сопричастности.
Это и организация опыта самоизоляции и призыва к социальной дистанции через хэштеги #stayhome или же флешмоб #strajkkobiet за права женщин и против запрета абортов в Польше. Хэштеги не просто помогают в распространении информации, но также организуют опыт людей и их переживания по поводу пандемии.
Слактивизм часто критикуется за то, что он предполагает малое количество вовлеченности и усилий со стороны людей, распространяющих информацию о значимых для них социальных проблемах через репосты и лайки. Тем не менее этот малый порог входа для таких действий не отменяет их важности, так как распространение информации о социальной проблеме может помочь в информировании о самой проблеме.
На связку распространения информации с информированием о социальной проблеме и, соответственно, дальнейшим вкладом других акторов в ее решение, несомненно, влияют и другие факторы: особенности информирования, видимость и публичность самих слактивистов, алгоритмы социальных сетей и многое другое.
Не любое действие от любого пользователя, информирующее о существовании проблемы, может мотивировать других поспособствовать ее решению. Однако эта сложность не повод относиться к слактивизму легкомысленно, скорее это побуждает взвешенно оценивать вклад разных форм цифрового активизма в информирование и решение проблемы.
Особенно ценным это кажется в ситуациях, когда речь заходит об информировании о проблемах, касающихся уязвимых социальных групп. Это связано с тем, что видимость проблем разных социальных групп распределена неравным образом.
И многие активисты считают важным привлекать внимание к проблемам таких групп. Так, в Бразилии во время пандемии активисты запустили хэштег-кампании #Coronanasperiferias (#Коронавируснаперифериях) и #COVID19NasFavelas (#COVID19втрущобах). С помощью этих хэштегов активисты хотели привлечь внимание публики к сложностям, с которыми сталкиваются люди в фавелах (бедных районах Бразилии) в пандемию.
Частым тезисом в обсуждении пандемии является утверждение о том, что вирус обнажил существующее социальное неравенство и даже усилил его. Если согласиться с этим тезисом, то даже незначительное привлечение внимания к малозаметной проблеме через лайк или репост может сыграть свою роль – и от того стать менее «ленивым» и «малозначимым» действием.
Новые гибридные стратегии
При этом многие стратегии цифрового активизма в 2020 году, конечно, не исчерпывались тем, что люди делали исключительно онлайн. И хотя комментаторы даже окрестили прошедшее лето как «лето цифрового протеста», этот год видел много масштабных протестов в физическом пространстве. Протесты в Хабаровске, Польше, США, Беларуси – все эти случаи социально-политического активизма протекали физически, хотя и сопровождались координацией и организацией через цифровые платформы и мессенджеры, зачастую децентрализованно.
Одновременно с этим в 2020 году можно наблюдать и новые гибридные стратегии активизма, совмещающие онлайн- и офлайн- тактики. Например, появилась платформа Frena la curva, позволяющая картографировать места, где людям нужна помощь волонтеров. Гибридизация здесь проявилась в фигуре медиаторов, которые помогали людям без Интернета или достаточных технических навыков, запросить такую помощь через платформу.
Также по всему миру появляются разные способы объединяться для соседской взаимопомощи: это сообщество COVIDарность в России или схожие проекты CoronaPort.net и Helfen.Berlin в Германии. О способах самоорганизации и соседской взаимопомощи в Бразилии и Великобритании публике может быть известно по работам социологов Анастасии Кавада (Великобритания) и Марисы Фон Бюлов (Бразилия).
Нам еще предстоит увидеть, насколько такие сообщества в разных странах изменят практики и понимание соседства, а также понять, почему в одних случаях получается сформировать местное сообщество взаимоподдержки, а в других – нет. Что касается российского опыта и проекта COVIDарность, его основательница Александра Крыленкова в интервью Теплице отметила, что не все россияне оказались готовы к децентрализованным инициативам и локальной самоорганизации.
Акции в поддержку российской художницы и активистки Юлии Цветковой, обвиняемой в ЛГБТ-пропаганде и распространении порнографии, также носили гибридный формат. Они одновременно проходили в офлайне в виде одиночных пикетов и массовой поддержки во время судебных заседаний. Также сопровождались постами в социальных сетях и медиастрайком, в ходе которого многие медиа выразили поддержку художнице и отказались от постов.
Мотивации выбора между онлайн- и офлайн-активизмом
Помимо новых форм цифровой солидарности и гибридных активистских тактик, офлайн, конечно, никуда не ушел. Тут и появляется главный вопрос, который исследователи, журналисты, активисты и публичные фигуры, вероятно, будут обсуждать в ближайшие годы, когда речь будет идти про (цифровой) активизм в 2020 году. А именно – ведь и до этого нам было известно, что офлайн- и онлайн-активизм не противоречат, а скорее взаимодополняют друг друга, так что о каких новых тенденциях вообще может идти речь?
Хочется предположить, что активизм, нацеленный на долгосрочную работу с сообществами, перетекал в онлайн или же гибридный формат, в то время как протесты и активизм, который люди воспринимали как немедленный ответ на несправедливость, побуждал, несмотря на пандемию, действовать в офлайне. С одной стороны, многие некоммерческие организации и активистские сообщества перенесли свои тренинги, конференции, и другие мероприятия в онлайн. С другой же стороны – примеры протестов в Хабаровске, Польше, Беларуси и США показывают, что в случае реакции на конкретную проблему люди продолжают выходить и протестовать в офлайне. При этом если проблема не воспринимается как реакция на несправедливость, то протесты могут принимать и онлайн-форму, как это было в апреле 2020 года во многих городах России в Яндекс.Картах и Яндекс.Навигаторе.
В 2020 году цифровой активизм уже точно не есть менее реальный, менее эфемерный и точно не может пониматься как «виртуальный» в противовес «реальному». Возможно, что в будущем нам понадобятся новые термины, чтобы говорить о том, как активизм и Интернет сосуществуют.
