Когда вице-президент США Альберт Гор в 1990-х годах говорил об Интернете как об «информационном шоссе» (information superhighway), он был уверен, что цифровые технологии поменяют мир к лучшему. Сейчас же, в 2021 году, действующий президент США Джо Байден в своей предвыборной кампании заявил, что решит проблему монополий крупных IT-компаний, таких как Google и Facebook. В США активно идут антитрастовые дела, лидеров IT-гигантов вызывают в Конгресс, а действующие в Европейском союзе организации теперь обязаны учитывать GDPR (General Data Protection Act) в своей работе.
Вместе с тем постоянно появляются новости о новых утечках данных, скандалах вокруг приватности, потоке претензий к компаниям со стороны национальных правительств, международных организаций и низовых активистов. Фейковые новости и дезинформация, информационные пузыри, чрезмерная власть монополий, потеря приватности — это лишь часть уже устоявшихся в публичных дискуссиях терминов, которые используются для описания того, что не так с Интернетом.
Кажется, что-то меняется, и эти изменения характеризуются масштабом, выходящим за рамки работы политических институтов западных стран. Термин «техлэш» (англ. techlash, от technology [технология] и backlash [сильная ответная реакция]) использовал журнал The Economist в 2013 году, чтобы обозначить переход от оптимистичного восприятия социальной роли технологий и создающих их частных компаний к более настороженному и местами пессимистичному взгляду, вырастающему из новых публичных дискуссий и законодательных инициатив. В 2018 году это слово вошло в шорт-лист Оксфордского словаря и претендовало на статус «слово года», но проиграло слову «токсичный».
Новое слово, как и многие утверждения о текущих трендах, могло оказаться отражением лишь сиюминутного положения. Но на наших глазах постепенно, и от того не слишком заметно, складывается мир, в котором отношения общества и технологий выглядят совершенно иначе.
Попробуем разобраться, как мы к этому пришли и что же может ждать нас дальше.
Как хиппи дали нам «технологические чудеса»
Чтобы разобраться в том, как сформировались культурные представления о технологиях на Западе, нам нужно вернуться в 1960-е годы. Историк технологий Фред Тернер в книге «От контркультуры к киберкультуре» утверждает, что именно в студенческих и антивоенных протестах того времени необходимо искать предпосылки для текущей культурной ситуации. Хотя Тернер в своей работе обращается преимущественно к истории США, его рассказ о тех событиях может лучше прояснить нам, как формировался глобальный язык разговора о технологиях.
В США того времени, в атмосфере Холодной войны и войны с Вьетнамом, компьютеры и технологии воспринимались многими активистами как источник угроз. Предполагалось, что технологии напрямую служат военным целям и могут быть использованы для автоматизации рабочих мест, а значит, ухудшат положение американского рабочего класса. Компьютеры ассоциировались с централизованной бюрократией, холодной и расчетливой рациональностью. Антивоенные демонстрации, лозунги и политическая борьба, как рассказывает Тернер, сопровождались последовательным скепсисом к технологиям, в то время преимущественно происходившим из военно-промышленного комплекса Кремниевой долины.
Люди, по крайней мере в США, начали значительно иначе воспринимать компьютерные и информационные технологии примерно в 1970-1980-х годах. Тому было несколько причин: с одной стороны, вместо громоздких комнат, компьютеры теперь стали «персональными» и постепенно встраивались в повседневность. С другой — из контркультурного движения 1960-х выросли сообщества предпринимателей, ученых, инноваторов, журналистов, которые видели в технологиях значительный потенциал для общественных трансформаций. Вместо опоры на «левые» и «правые» американские политические проекты, представители таких сообществ считали, что за компьютерами, «виртуальными сообществами», «киберпространством» будущее, которое будет чудеснее всех прошлых.
При этом нельзя сказать, что разворачивающаяся перед нами история — это рассказ о том, как государство через регулирование вторгается в зоны свободного рынка. Историк Маргарет О’Мара в своей книге «Код: Кремниевая долина и переделка Америки» систематически документирует связи между предпринимателями, любителями инноваций и другими представителями IT-индустрии с американским правительством. Например, она рассказывает про повышение правительственного финансирования Кремниевой долины из-за воспринимаемой американским правительством угрозы со стороны японской индустрии в 1980-х годах.
В критические для Кремниевой долины времена ее лидеры пытались обосновывать важность их коллективного предприятия тем, что они выполняют задачи по поддержанию национальной безопасности. Это показывает, что период техлэша — это время пересмотра отношений между государством и IT-рынком, нежели чем интервенция в пространство, прежде свободное от политического вмешательства.
В 1990-х годах оптимизм по отношению к возможностям информационных и коммуникационных технологий лишь усилился. Теперь, когда земной шар перестал быть разделенным на «первый» и «второй» миры, Интернет наконец смог стать инструментом, объединяющим людей вне существующих границ.
Техлэш вместо оптимизма
И вот сейчас ситуация меняется. Как объявил журнал The Economist, время после 2013 года стало периодом «техлэша». Нельзя сказать, что оптимизм по поводу технологий окончательно ушел. Однако такой оптимизм теперь соседствует с некоторым новым типом более осторожного и скептичного отношения по меньшей мере к тому, как организована техиндустрия сейчас. Чтобы описать разворачивающиеся изменения, понадобится новая книга, но уже сейчас мы можем наблюдать эти изменения – в медиа, новых бестселлерах и общественном мнении.
Первой точкой отсчета в этом процессе можно считать 2013 год, когда бывший сотрудник ЦРУ Эдвард Сноуден передал журналистам документы об американских и британских шпионских программах. Это событие породило массу публикаций в СМИ, новые законы о приватности и активистские кампании против слежки по всему миру. Документы Сноудена содержали в том числе информацию о соучастии IT-компаний, пусть и не слишком активном или чаще всего случившемся под давлением.
Второй кейс, сформировавший техлэш, — дело Cambridge Analytica в 2018 году. Используя простое приложение в Facebook, сотрудники Cambridge Analytica собрали персональные данные пользователей в 2010-х годах без их явного согласия. Эти же данные использовались фирмой, когда она выполняла аналитическую работу для предвыборной кампании Дональда Трампа и Теда Круза в 2016 году. В медиа и публичных дискуссиях скандал Cambridge Analytica стал символом утечек данных и потенциально политически и этически сензитивного использования онлайн-данных.
Среди техноутопичных проектов, выросших из контркультуры 1960-х, был американский журнал Wired. Давайте посмотрим на две обложки, между которыми 28 лет. В 1993 году обложку украшали три шифропанка – Эрик Хьюз, Тимоти Мэй, Джон Гилмор. Каждый из них считал, что Интернет сам по себе есть место для реализации истинной политической свободы и его необходимо защищать от государственных поползновений.
В 2021 году на обложке журнала Wired изображена исследовательница и активистка Тимнит Гебру, уволенная с крупным публичным скандалом из отдела по этике в Google.
Одновременно бестселлерами становятся книги, где современное состояние техиндустрии подвергается значительной критике. Так, профессор Гарвардской школы бизнеса Шошанна Зубофф в 2019 году выпустила книгу «Надзорный капитализм», где утверждала, что экономические модели технологических гигантов представляют собой новую стадию капитализма. Этот новый тип экономического устройства не просто еще один способ зарабатывать деньги. Напротив, это непосредственная угроза политической независимости пользователей, поскольку прибыль извлекается из возможностей компаний создать алгоритмы и дизайн таким образом, чтобы модифицировать человеческое поведение.
Общественное мнение американцев о технологиях также трансформируется в более скептичное и настороженное. Так, авторы исследования, проведенного Knights Foundation (2020 год), фиксируют следующие изменения:
- 74% американцев очень обеспокоены распространением дезинформации в Интернете;
- 77% американцев считают, что крупные интернет- и технологические компании, такие как Facebook, Google, Amazon и Apple, имеют слишком слишком много власти;
- 59% американцев считают, что выборные должностные лица и политические кандидаты уделяют слишком мало внимания вопросам, связанным с технологиями и технологическими компаниями.
Такие изменения в общественном мнении демонстрируют низовой спрос на политическую и законодательную повестку, связанную с регулированием IT-компаний.
Что дальше?
Хотя заглянуть в будущее нельзя, можно увидеть тенденции, которые появляются на наших глазах.
Во-первых, это политические и законодательные инициативы государств, которые могут быть объединены под термином «цифровой суверенитет». По всему миру можно наблюдать стремления регуляторов контролировать действия интернет-гигантов, цензурировать Интернет, требовать размещения данных своих граждан на своей собственной территории и многое другое. Эти инициативы различны по своим целям и архитектуре, но они объединены амбицией пересмотреть отношения между политическими образованиями и IT-компаниями.
Во-вторых, IT-компании вырабатывают новые формы самоуправления, которые позволят им, с одной стороны, справляться с внутренними организационными вызовами, а с другой — снизить интенсивность направленной на них критики. К примеру, компания Facebook создала Facebook Oversight Board — отдельный и не подконтрольный компании орган принятия решений, состоящий из общественников, исследователей, политиков, который будет в спорных случаях рассматривать жалобы на результаты модерации платформы.
В-третьих, менее заметной, но важной тенденцией кажется появление платформенных кооперативов. Это формы собственности на цифровые платформы, которые не являются ни исключительно частными, ни государственными, а находятся в распределенной собственности рабочих и пользователей. К примеру, платформенный кооператив Resonate.is — музыкальный стриминговый сервис, похожий на Spotify, но предлагающий разительно иную модель собственности.
Эти тренды не несут характер универсальных, на их конкретные воплощения всегда будет накладываться множество социальных и национальных контекстов. Однако представляется, что именно они становятся все более выпуклыми по мере того, как культурное понимание технологий, предоставленное нам XX веком, постепенно уходит на задний план.
