«Специальная операция» внесла свои корректировки в работу НКО и социальных проектов: многое из запланированного ими стало либо недостижимым, либо просто неактуальным. Как некоммерческим организациям подстроить свою логику перемен под новую реальность, в которой мы живем с 24 февраля 2022 года?
Я хотел бы сразу оговориться, что свою позицию по этому вопросу я публично выразить не могу, так как она в России незаконна. Я буду следовать букве закона и в лексике, называя «то самое» спецоперацией. Кроме того, я в этот раз разберу уровень проектов и программ и намеренно постараюсь обойти этические дилеммы и политики на уровне организаций целиком — это отдельный разговор.
Какие инициативы затронула «спецоперация»
Прежде всего, под удар попали проекты и программы организаций, которые напрямую завязаны на импорте иностранных товаров, — НКО, занятые высокотехнологичной помощью и поставкой лекарств. Они столкнулись с невозможностью выполнять эту часть своих функций. Однако есть и примеры побед: фонду «Подари жизнь» усилиями генерального директора Екатерины Шерговой удалось решить вопрос о поставке лекарств.
Напрямую затронутыми оказались медиа. Почти все СМИ, которые хоть как-то могли выражать независимую позицию, признали иностранными агентами и заблокировали (Медуза, Эхо, Важные истории, The Insider). Другие, как «Новая газета», прекратили или значительно переформатировали основную деятельность из-за невозможности освещать события и избежать блокировки/отзыва лицензии СМИ.
Организации, которые занимаются поддержкой беженцев, также оказались в нелегком положении. Теперь они помогают в том числе людям, вывезенным российскими властями с территории боевых действий. «Специальная операция» напрямую затронула политических активистов и организации. На них заводят уголовные дела, и им приходится либо эмигрировать, либо сидеть под (домашним) арестом.
Все эти организации и проекты столкнулись со «спецоперацией» лицом к лицу — она просто изменила их основную деятельность.
Влияние «спецоперации» на всех остальных
Есть и другие НКО, которые не столь явно затронуты «мероприятием» российского государства. Но и им просто продолжать свою прежнюю работу — плохая стратегия. Например, мне в Бюро этических дилемм в последнее время приходится разбирать с клиентами новые политики в организациях и пересборку конкретных проектов, поддержанных институциональными донорами. Ведь ожидаемые результаты больше никому не нужны.
Многое из того, что мы делали раньше, стало неактуальным. Взять даже наше Бюро, созданное в декабре 2021 года. Направление консультирования иностранных компаний, написание для них корпоративных политик и проведение тренингов умерло, не родившись. Любые усилия по продажам после 24 февраля 2022 года не только потеряли смысл, но и их этичность стала местами сомнительной. Чрезвычайные события сами по себе и последовавшие за ними ответные меры уже изменили и еще изменят ежедневные процессы. Как минимум:
- недоступными становятся онлайн-сервисы, к которым мы привыкли. Поиск и внедрение российских аналогов, если они вообще существуют, — это затрата времени и денег;
- финансовые ограничения не позволяют организациям свободно переводить валюты между странами, доноры отказываются переводить деньги в российскую юрисдикцию. Это не всегда безопасно, это не всегда «желательно», может попадать под санкции, а налоги, которые получатели платят с этих денег, получает российская казна;
- сложными или невозможными становятся заграничные командировки для сотрудников НКО. Это означает, что голос российского общества все меньше будет слышен на международных площадках. Весь мир будет идти своей дорогой, не оглядываясь на нас, не по злому умыслу организаторов площадок, а просто в силу введенных ограничений;
- исход немногих остававшихся в России иностранных доноров лишит небольшую группу организаций, которые не боялись подаваться на иностранные гранты, даже возможности сделать этот выбор. Легальных иностранных денег на некоммерческие проекты в стране и так было мало, а теперь и вовсе не будет;
- нелегальное получение иностранных денег, в том числе от нежелательных организаций, становится еще менее желательным и, видимо, будет сильнее отслеживаться. Особенно это плохо, с моей точки зрения, потому что на 99% охота за «нежелательными организациями» — бред, порожденный больным воображением борцов с иностранным влиянием;
- в интеллектуальной среде ситуация тоже не изменится в лучшую сторону. Станет еще сложнее ссылаться на международный опыт, традиция изобретать «суверенные» конструкции будет укореняться;
- стоит ли говорить, что здравоохранение, образование, культура, сохранение исторического наследия и в мирное время не были среди приоритетов государства. А в «спецоперационное» тем более вряд ли этим сферам будет уделяться должное внимание;
- органы государственной власти будут еще сильнее следить за любыми проявлениями нелояльности, особенно там, где есть международное сотрудничество и иностранное финансирование. Для НКО это будет означать ужесточение «охоты» на любые формы поддержки из-за рубежа.
Получается, работа огромного числа команд если еще не изменилась, то в ближайшем будущем изменится. Ведь «специальная операция» неизбежно корректирует окружающую действительность.
Корректировка проектов
Изменения в реальности должны подтолкнуть руководство на корректировку работы своего проекта. Например, задача команды — что-то построить или отремонтировать, и это было в плане еще в 2020 или 2021 году. Но в текущих условиях проделать тот объем работы, который был запланирован, просто невозможно. Или команда добивалась принятия важных законодательных поправок, составляла предложения для профильных органов власти. Но теперь оказывается, что эти поправки просто потеряли смысл, а советовать что-то органам госвласти для организации и ее донора этически неприемлемо.
Из того, с чем я сталкивался как консультант, — в каждой НКО есть программы, которые сегодня, после 24 февраля, стали неактуальными, в задуманном изначально виде либо не могут быть реализованы, либо их воплощение будет пустой тратой ресурсов доноров. Я предлагаю их, подобно конструктору, разобрать и собрать заново уже с учетом этого нового обстоятельства. Нет смысла продолжать жать на газ с пробитым колесом.
Даже если руководство решит, что все программы стоит продолжать в их текущем виде, а планы оставить неизменными, я уверен, что это упражнение необходимо проделать. Решение о продолжении или внесении коррективов следует принять осознанно, а не продолжать действовать автоматически.
Корректируя проект или программу, я советую своим клиентам исходить из теории перемен организации и логической матрицы проекта/программы:
- по каждому проекту организация совершает действия, которые приводят к конкретным измеримым результатам;
- эта программа дает эффект;
- в долгосрочной перспективе происходит перемена.
Практически это означает, что я советую команде каждого проекта/программы потратить время на честное обсуждение следующих вопросов (именно в такой последовательности).
- Осталась ли проблема, на решение которой направлен наш проект, актуальной для группы благополучателей после 24 февраля 2022 года?
- По-прежнему ли мы хотим достичь той перемены для целевой группы, на которую направлена наша деятельность? Нет ли смысла скорректировать формулировку?
- Остались ли живы и «при своих» другие акторы, вместе с которыми мы работаем над искомой переменной? Например, существуют ли технологии? Не ушел ли наш ключевой бизнес-партнер? Не потеряли ли волю другие НКО? А что представители власти?
- Оптимальны ли эффекты, которых мы хотим добиться, чтобы достичь вновь сформулированной для нас перемены?
- Наконец, ведут ли наши действия и их ожидаемые результаты к искомым эффектам, а затем и к искомой перемене?
Например, я видел у коллег плакат о подготовке к инвестиционному форуму в 2030 году. Организаторам форума было бы неплохо собраться и ответить на вопросы: зачем нужен наш инвестиционный форум? Точно ли он нужен? Точно ли на него приедут те, кто собирался? Если ответ на последние вопросы «нет», то стоит скорректировать и ответы на вопрос «зачем?».
Помните: изменения в проекте — это нормальный, естественный процесс. Если забор снесли — побег отменяется. Как правило, у доноров есть специальные процедуры, которые позволяют вносить в проекты изменения. Обсудите необходимые изменения в плановые показатели, которые будут более соответствовать реальности. Где-то это снижение объемов или изменение сроков. Где-то стоит «разбирать» проект глубже и «собирать» заново уже в новой логике.
Распишите все поправки, дополнения. Нужно точно понять, на каком уровне изменения возможны. Как правило, результаты скорректировать довольно просто, а вот ожидаемые эффекты и уж тем более перемены могут вообще не подлежать пересмотру (если они, например, уже вошли в целевые показатели институционального донора). Но все это обязательно надо обсуждать и фиксировать в письменном виде.
Связанный с этим вопрос — это порядок принятия таких решений. Можно пересматривать проекты в административно-командном порядке, можно — с привлечением проектной команды, брейнстормами, флипчартами и печеньем. Но в реальности все зависит от сложившейся в организации системы управления. Если вся информация о проекте есть только у руководителя организации или лидера направления, лучше ему/ей этот процесс и вести.
Главное, помните: «как раньше», уже не будет. А значит, худшее, что можно сделать, — это пытаться сделать вид, что ничего не происходит, и вести свои проекты и программы в прежнем виде и режиме.
Статья основана на воркшопе Антона Поминова «Деловая этика в допостядерном мире» на конференции Сетевой июнь
